Неточные совпадения
И, так просто и легко разрешив, благодаря городским условиям, затруднение, которое в деревне потребовало бы столько личного
труда и внимания, Левин вышел на крыльцо и, кликнув извозчика,
сел и поехал на Никитскую. Дорогой он уже не думал о деньгах, а размышлял о том, как он познакомится
с петербургским ученым, занимающимся социологией, и будет говорить
с ним о своей книге.
Каренина
села в карету, и Степан Аркадьич
с удивлением увидал, что губы ее дрожат, и она
с трудом удерживает слезы.
Больной и ласки и веселье
Татьяну трогают; но ей
Не хорошо на новоселье,
Привыкшей к горнице своей.
Под занавескою шелковой
Не спится ей в постеле новой,
И ранний звон колоколов,
Предтеча утренних
трудов,
Ее
с постели подымает.
Садится Таня у окна.
Редеет сумрак; но она
Своих полей не различает:
Пред нею незнакомый двор,
Конюшня, кухня и забор.
— Ну вот и прекрасно.
Садитесь, мы еще только за рыбой, —
с трудом и осторожно жуя вставными зубами, проговорил старик Корчагин, поднимая на Нехлюдова налитые кровью без видимых век глаза. — Степан, — обратился он
с полным ртом к толстому величественному буфетчику, указывая глазами на пустой прибор.
Немец заметил страницу, встал, положил книгу в карман и
сел, не без
труда, на свою куцую, бракованную кобылу, которая визжала и подбрыкивала от малейшего прикосновения; Архип встрепенулся, задергал разом обоими поводьями, заболтал ногами и сдвинул наконец
с места свою ошеломленную и придавленную лошаденку.
Фигура поднялась,
с трудом перешла комнату и
села к нему на диван, так, чтобы свет не падал на лицо. Он заметил, что лицо было заплакано и глаза опущены. Она взяла его за руку и опять точно застыла.
Наступила неловкая пауза. Вася
с трудом перекатил по подушке отяжелевшую голову и взглянул на Нюрочку такими покорными глазами, точно просил в чем-то извинения. Она принесла стул и
села около кровати.
Он
сел с большим
трудом, потому что от спавших детей стало теснее.
Вечером, когда
садилось солнце, и на стеклах домов устало блестели его красные лучи, — фабрика выкидывала людей из своих каменных недр, словно отработанный шлак, и они снова шли по улицам, закопченные,
с черными лицами, распространяя в воздухе липкий запах машинного масла, блестя голодными зубами. Теперь в их голосах звучало оживление, и даже радость, — на сегодня кончилась каторга
труда, дома ждал ужин и отдых.
Ромашов
сел к столу, облокотился на него и сжал голову руками. Он
с трудом удерживал эти необычные для него, разбегающиеся мысли.
Я закручинился: страсть как мне не хотелось воровать; однако, видно, назвавшись груздем, полезешь и в кузов; и я, знавши в конюшне все ходы и выходы, без
труда вывел за гумно пару лихих коней, кои совсем устали не ведали, а цыган еще до того сейчас достал из кармана на шнурочке волчьи зубы и повесил их и одному и другому коню на шеи, и мы
с цыганом
сели на них и поехали.
Антип Ильич,
с трудом отыскав глазами стул,
сел.
Она встала, чтобы переменить место и
сесть напротив, но ноги плохо ее слушались, и ее понесло вдруг вбок, к запасному компасу, обмотанному парусиной. Она еле-еле успела удержаться за него. Тут только она заметила, что началась настоящая, ощутимая качка. Она
с трудом добралась до скамейки на противоположном борту и упала на нее.
Андрей Михайлыч Клоус, устав от
трудов и радостного волнения,
сел, наконец, в кресла и
с великим наслаждением напился чаю, а как в этот вечер он как-то усерднее подливал рому, то и почувствовал после третьей чашки, что у него зашумело в голове.
Из безводного и лесного
села Троицкого, где было так мало лугов, что
с трудом прокармливали по корове, да по лошади на тягло, где
с незапамятных времен пахали одни и те же загоны, и несмотря на превосходную почву, конечно, повыпахали и поистощили землю, — переселились они на обширные плодоносные поля и луга, никогда не тронутые ни косой, ни сохой человека, на быструю, свежую и здоровую воду
с множеством родников и ключей, на широкий, проточный и рыбный пруд и на мельницу у самого носа, тогда как прежде таскались они за двадцать пять верст, чтобы смолоть воз хлеба, да и то случалось несколько дней ждать очереди.
Рассказывать внешнюю историю их жизни можно, но не стоит
труда; ежедневные заботы, недостаток в деньгах, ссоры
с кухаркой, покупка мебели — вся эта внешняя пыль
садилась на них, как и на всех, досаждала собой, но была бесследно стерта через минуту и едва сохранялась в памяти.
Дашка, хорошо знавшая дорогу в кабинет, принесла очки. Алексей Абрамович
сел к свечке, зевнул, приподнял верхнюю губу, что придало его носу очень почтенное выражение, прищурил глаза и начал
с большим
трудом,
с каким-то тяжело книжным произношением читать...
Алексей замолчал и принялся помогать своему господину. Они не без
труда подвели прохожего к лошади; он переступал машинально и, казалось, не слышал и не видел ничего; но когда надобно было
садиться на коня, то вдруг оживился и, как будто бы по какому-то инстинкту, вскочил без их помощи на седло, взял в руки повода, и неподвижные глаза его вспыхнули жизнию, а на бесчувственном лице изобразилась живая радость. Черная собака
с громким лаем побежала вперед.
Чтобы
сесть на эту табуретку, надо было пробраться между сети тонких проволок, что я и сделал
с трудом,
с моей широкой фигурой, и поместился на очень маленькой табуреточке, закрыв ее всю и поставив ноги на дощечку, для этой цели положенную поперек перекладин.
Его большая и красивая фигура
с открытым лицом и ясным взглядом вызывала у Фомы чувство уважения к Щурову, хотя он слышал от людей, что этот «лесовик» разбогател не от честного
труда и нехорошо живет у себя дома, в глухом
селе лесного уезда.
— Глядите — сыщик! — тихо воскликнул Макаров. Евсей вскочил на ноги, снова быстро
сел, взглянул на Ольгу, желая понять, заметила ли она его невольное испуганное движение? Не понял. Она молча и внимательно рассматривала тёмную фигуру Мельникова; как бы
с трудом сыщик шёл по дорожке мимо столов и, согнув шею, смотрел в землю, а руки его висели вдоль тела, точно вывихнутые.
Днем для открытия вновь преобразованного училища барон выбрал воскресенье; он
с большим
трудом, и то
с помощью Петицкой, уговорил княгиню снять
с себя глубокий траур и приехать на его торжество хоть в каком-нибудь сереньком платье. Г-жа Петицкая, тоже носившая по князе траур, сняла его и надела форменное платье начальницы. К двенадцати часам они прибыли в училище. Княгиню барон усадил на одно из почетнейших мест. Г-жа Петицкая
села в числе служащих лиц, впрочем, рядом
с бароном и даже по правую его руку.
Васса. Иди. Наталья укажет. (Поднимается со стула
с трудом. Снова
села, зовет.) Анна!
В ответ на её приветствие он,
с трудом согнув шею, прошёл к окну и
сел там, отдуваясь, угрюмо спрашивая...
Но это не украшало отца, не гасило брезгливость к нему, в этом было даже что-то обидное, принижающее. Отец почти ежедневно ездил в город как бы для того, чтоб наблюдать, как умирает монах.
С трудом, сопя, Артамонов старший влезал на чердак и
садился у постели монаха, уставив на него воспалённые, красные глаза. Никита молчал, покашливая, глядя оловянным взглядом в потолок; руки у него стали беспокойны, он всё одёргивал рясу, обирал
с неё что-то невидимое. Иногда он вставал, задыхаясь от кашля.
Итак, значительное лицо сошел
с лестницы,
сел в сани и сказал кучеру: «К Каролине Ивановне», а сам, закутавшись весьма роскошно в теплую шинель, оставался в том приятном положении, лучше которого и не выдумаешь для русского человека, то есть когда сам ни о чем не думаешь, а между тем мысли сами лезут в голову, одна другой приятнее, не давая даже
труда гоняться за ними и искать их.
Домине Галушкинский, как следует при получении от благотворителя какой милости, встал, поклонился батеньке низко, благодарил за лестное ободрение посильных
трудов его,
сел с повторением поклонов и усладился выпитием рюмки до дна и заключил похвалу сему напитку риторическою фигурою:"Таковый напиток едва ли и боги на Олимпе пьют в праздничные дни".
Когда же Василий Андреич,
садясь на лошадь, покачнул сани, и задок, на который Никита упирался спиной, совсем отдернулся и его полозом ударило в спину, он проснулся и волей-неволей принужден был изменить свое положение.
С трудом выпрямляя ноги и осыпая
с них снег, он поднялся, и тотчас же мучительный холод пронизал всё его тело. Поняв, в чем дело, он хотел, чтобы Василий Андреич оставил ему ненужное теперь для лошади веретье, чтобы укрыться им, и закричал ему об этом.
— Господи! — проговорил Охоботов,
садясь на свое обычное место на диван и грустно склоняя голову. — Вчера еще только я читал
с Машей его «Онегина»… точно он напророчил себе смерть в своем Ленском… Где теперь «и жажда знанья и
труда… и вы, заветные мечтанья, вы, призрак жизни неземной, вы, сны поэзии святой» — все кончено! Кусок мяса и глины остался только, и больше ничего!
Венеровский. Да-с, Любовь Ивановна, моя женка миленькая. Другим знание всего того, что я вам сообщил, дается
трудом и борьбой и глубоким изучением, и то редкие, сильные характеры усвоивают себе это учение так полно и ясно, как я его понимаю, а вам, моя миленькая счастливица, все это дается легко. Только слушать, воспринимать, и вы сразу станете на ту высоту, на которой должен стоять человек нового времени. Да бросимте словопрения! Мы теперь одни несвободны. (
Садится ближе.)Что ж вы не пьете, моя касатынька?
Наконец — на каждом перекрестке в городе, на каждой сходке в
селе, на каждой станции в дороге встречает он целовальника и откупщика и, полный горького отчаяния, предается им телом и душой,
с семьей,
с именьишком, даже часто
с будущим
трудом своим, за который еще только задаток получен…»
Урбенин
сел против меня и склонил голову. Он был утомлен и болен, отвечал неохотно, и я
с большим
трудом выжал из него показание.
В погреба идут во глубокие
К Одихмантьичу слуги верные,
Говорят ему таковы слова:
«Выходи, Сухман, ты из погреба:
Володимир-князь тебя милует,
За твои
труды за великие
Хочет солнышко тебя жаловать
Городами ли
с пригородками,
Еще
селами да
с приселками,
Золотой казной да бессчетною».
Умаялись люди Божьи от радельных
трудов. Солнце давно уж
с полден своротило, а они все еще покоятся. Дуня пробудилась всех прежде. Тихо поднялась она
с постели, боясь разбудить Вареньку, и неодетая
села на кровати.
Я пошел в конюшню и оседлал Бесенка. Он застоялся, мне
с трудом удалось
сесть на него. Бесенок сердито ржал и, весь дрожа от нетерпения, рвался подо мною и вперед и в стороны. Я нарочно, чтоб побороться
с ним, проехал тихим шагом деревенскую улицу и весь Большой луг. От седла пахло кожею, и этот запах мешался
с запахом влажной луговой травы.
Труд Ломоносова состоял в том, что все летнее время, пока Киев посещается богомольцами, или, по произношению Котина, «богомулами», он вставал до зари,
садился у церковной оградочки
с деревянным ящичком
с прорезкою в крышке и «стерег богомулов».
— Своя злая воля, Лука Иваныч, — отвечала Елена Ильинишна раздраженнее. — Ничто иное!.. Как смеет она говорить про тоску и скуку, когда она в жизни своей не знала, ни одного часа, что такое
труд, что такое долг, что такое идеал?.. Скука!.. вот это прекрасно! А не хочет ли она
сесть на пустые щи и просиживать по шестнадцати часов в день…
С иголкой в руках…
Ермак
сел на лавку. Семен Иоаникиевич стал продолжать, видимо
с трудом, выводить буквы. Наконец он кончил и облегченно вздохнул, точно
с плеч свалилась долго бывшая на них тяжесть.
Увидя ее, он быстро встал и пошел к ней навстречу. Заметив, что она
с трудом держится на ногах от волнения, он бережно довел ее до кресла и
сел против нее.
Из Царского
Села: «Друг мой сердечный, Григорий Александрович! Третьего дня окончили мы свое шеститысячеверстное путешествие и
с того часа упражняемся в рассказах о прелестном положении мест вам вверенных губерний и областей, о
трудах, успехах, радении, усердии и попечении и порядке, вами устроенных повсюду, и так, друг мой, разговоры наши, почти непрестанные, замыкают в себе либо прямо, либо сбоку, твое имя, либо твою работу».
Оно, по здравому суждению, ему так бы и стоило со мною сделать, особенно после того, как я ему вчера нагрозил и его крестить и брата его Кузьму-Демьяна разыскивать; но он, по своему язычеству, не так поступил. Чуть я,
с трудом двинув моими набрякшими членами,
сел на дне моей разрытой могилы, как увидел я его шагах в тридцати от меня. Он стоял под большим заиндевелым деревом и довольно забавно кривлялся, а над ним, на длинном суку, висела собака, у которой из распоротого брюха ползли вниз теплые черева.
Дети на стульях ехали в Москву и пригласили ее
с собою. Она
села, поиграла
с ними, но мысль о муже и о беспричинной досаде его, не переставая, мучила ее. Она встала и пошла,
с трудом ступая на цыпочки, в маленькую диванную.